— Да ты чего, Дёма, ждёшь? Я частника отлично поймаю, нет проблем! — каждые полчаса говорила ему Поленька, а сама все улыбалась краешками губ.

Потом закрыли кабак и включили сигнализацию.

— Куда? — спросил Демьян, едва Поленька привычно откинулась на шикарное сиденье их фиолетового «Вольво».

— Домой, — ответила Поля и вдруг нежно взяла его руку в свою, поднесла к губам, а затем положила к себе на грудь.

Потом он так любил целовать эту грудь и гладить её, и любоваться этой её по-женски большой, но по-девичьи крепкой грудью. Он обожал целовать те места очаровательного контраста в цвете её кожи — там, где коричневая загорелость сменялась белой молочностью мест, прикрытых на пляже от солнца…

Полина была старше Дёмы на пару-тройку лет. У неё было высшее образование. Она так правильно и умно говорила! Демьян обожал смотреть на неё и прощал, когда Полина вдруг прыскала со смеху над его очередной детской глупостью, потому что Демьян всё время поначалу брякал невпопад фразами из словаря Кости Шухера.

Свободно он мог поговорить только о боксе и машинах. А Полине разговаривать про это было неинтересно.

Зато, они прекрасно и многозначительно молчали, когда часами ласкали друг друга в её огромной постели! Наверное, это и была настоящая гармония. Достойный союз дикой природной силы, с одной стороны, и дивной мягкой красоты, облагороженной умом и культурой, — с другой. Она растворялась в нём, отдаваясь его безудержному неиссякаемому напору, а он, пьяный от счастья, тонул в ней, как сумасшедший миллионер из безумного детективного романа тонет в бассейне с шампанским!..

Они проводили в постели сутки, не замечая течения времени, таская из кухни в спальню едва готовую еду, кроша на простыни, и со смехом кормя друг дружку с рук… Они даже забывали включить телевизор, стоящий рядом на тумбочке, — им было интересно и без него.

Но счастье не может быть вечным. Позвонил Папа и сказал, что Пятаку надо ехать во Францию вместо схваченного супостатом Адидаса…

Послать Демьяна Пятака Эдуард Аркадьевич решился, доверившись своей интуиции. А тонким чутьём, одинаково хорошо ощущающим как опасность, так и большие деньги, — природа, слава Богу, его наградила. За то и ходил Эдуард Аркадьевич в богатых и авторитетных людях, за то и ценил его Марлен Полуэктович Недрищев. Марлен-то как раз и послужил тем катализатором, что ускорил решение Демьяновой судьбы.

Как только пограничники тормознули Шнуропета в аэропорту, Эдуард Аркадьевич сразу Марлену Полуэктовичу отзвонился, мол, проблемы у нас.

Недрищев без тени сомнений сказал, что это Сушёный, его штучки. Что именно Сушёный отслеживает все ходы, наперечёт зная братву, что стоит под ружьём у Эдуарда Аркадьевича.

— Надо кого-то новенького посылать, кого бы ещё не было в их базе данных. У тебя есть такой?

— Есть, — ответил Эдуард Аркадьевич, сразу подумав о Демьяне, — только молодой он ещё, да языков не знает…

— Какие там языки! — не удержался и вспылил Недрищев. — Парень в деле проверенный?

— Нормальный пацан.

— Так и посылай его, и нечего мне мозги канифолить!

Услыхав в трубе гудки отбоя, Эдуард Аркадьевич подумал: «Прав Марлуша! Пятак — находчивый и смелый, это как раз дело в Речном порту показало. А именно находчивые и смелые в таком деле и нужны. А что языков не знает, так это ерунда. Денег ему дадим побольше. Когда у тебя в лопате рулон зелёных, это действует и без всяких там переводчиков».

Самое интересное началось буквально через пару часов после беседы корешков: Эдика и Марлена.

Вот уж, действительно, хорошим людям не то чтобы везёт, просто Фортуна улыбается тому, кто активно за этой дамой ухаживает и кто на неё денег не жалеет.

Только Эдуард Аркадьевич озаботился тем, как бы скорее Демьяну Пятаку загранпаспорт сделать, хоть бы и поддельный, как раздался телефонный звонок…

Позвонил Эдуарду Аркадьевичу Паша Евтушинский, по кличке Туша. Туша заведовал в городе кладбищами и торговлей всеми сопутствующими ритуальными аксессуарами. А позвонил Туша в самую, что ни на есть, тему. Решил по пьяне, как это он всегда любил, поделиться курьёзным полуанекдотическим случаем, какие всё время у него в его похоронном деле приключались. Дня не проходило, чтобы Туша не позвонил, да чего-нибудь такого прикольного не рассказал.

И вот, затинькал сотовый телефон Эдика, и зазвучал жизнерадостный Пашин голос: «Эд, ты только послушай, какая умора! Тут у меня французы приехали, у них один турист в гостинице „дуба врезал“… Ну, и приехали они ко мне гроб покупать — чтоб жмурика к себе в Париж самолётом отвезти… Ну, умора! Такие чудилы!! Представляешь, надо теперь, чтоб мы этого жмурика из морга в аэропорт в гробу на катафалке везли, как генерала какого…»

Эдуарда Аркадьевича как током ударило…

Он почти заорал в трубу:

— Туша, так твою растак! Сиди жди! Я сейчас приеду! Француза на катафалк пока не грузи! Есть тема, денег реально замутишь!..

Провожать Демьяна во Францию пришло все трио братков: Адидас, отпущенный под подписку о невыезде, Простак и Мастак. Весь общак с настроением «ништяк»! Лица у всех крупнокалиберные.

Даже Эдуард Аркадьевич, хоть это и были его подчинённые, увидев всех четверых вместе и одновременно, почувствовал себя поначалу немного неуютно. Подумалось ему, что такие рожи легко могли бы, например, взять дворец Азиза в Афганистане без единого выстрела. И Зимний, наверняка, такие штурмовали. Перепуганные юнкера сразу ручонки свои вверх задрали бы, а женский батальон задрал бы… История, одним словом, только с такими людьми и делается.

Адидас с Простаком пришли задумчивые. Наверное, вспоминали: в Америке Франция находится или на Аляске? А Биттнер вообще всех поразил — принёс с собой толстенную книгу без порнографических картинок и тихо так сидел в уголке, только жалюзи от его дыхания дрожали.

Когда же Демьян стал после папиного инструктажа сомневаться, как он, Пятак, кроме степногорских канав, нигде не бывавший, по франсэ вообще ни в зуб ногой, сможет в эту Францию врубиться, Санёк Биттнер улыбнулся и сказал:

— Держи, брат. Вот книга реальная. Вся Франция здесь так срисована, что не заплутаешь. Кабаки все здесь, девицы французские, мусора местные. На все случаи жизни. Ешь, пей, веселись. Точная инструкция…

Биттнер протянул Демьяну толстенный том.

— Спасибо. — Пятак благодарно принял эту энциклопедию французской жизни и вслух прочитал золотые тиснёные буквы на обложке: — Александр Дюма. «Три мушкетёра»… Кино такое было!

— Что кино! — сказал на это Саня. — Книга лучше. Макс Пешка из волжской братвы рассказывал. Ему хачик один перо в бок сунул, а у него там книга про братков лежала: «Реглан для Братвы», называлась. Она его и спасла. Говорит, даже царапины не было. Макс потом говорил, что всем хорошим в жизни обязан книге. А ты — кино…

Тут подал голос и Адидас.

— Эдуард Аркадьевич, — проникновенно так сказал он, — отпусти нас вместе с Пятаком. И тебе спокойнее за него, и мы вместе не пропадём, даже среди этих лягухоедов.

— Пятак — не лягушка, — резонно заметил Папа, — съесть его не так просто. А потом, он же заместо французского жмурика летит. Где я тебе ещё троих найду?

Тут Путейкин аж подскочил.

— Папа, да мы тебе хоть целую делегацию французскую к вечеру настреляем, а троих французиков вообще без проблем нащёлкаем!

— Ты мне ещё международную напряжённость создай! — завёлся Эдуард Аркадьевич. — Ты соображаешь? Ладно ещё китайцев! Никто бы не заметил. А французов? Нельзя, Простак, быть таким отмороженным на международном уровне! Хватит. К понедельнику выучишь все страны — члены НАТО. Лично проверю! У других в городе грамотные ребята в командах. Вон у Воблы ребята негров недавно трясли, а один браток грамотно так въехал негроиду в носяру и говорит ему на чистом английском: «Фак ю!» Его Вобла сразу в бригадиры перевёл. А у меня?

Приуныли друзья. Видали они эту Францию! Только друга закадычного одного отпускать им не хотелось. Шнуропет даже в порыве чувств плюнул на свой лакированный штиблет.